Пастырь человеколюбия

В минувший понедельник, 5 августа, вечером, в своем доме на тихой улице Красногорской в Пскове, у самого берега реки Псковы, был убит отец Павел Адельгейм. За три дня до того он пустил в дом молодого и, очевидно, психически нездорового человека из Москвы по просьбе его девушки – она верила в то, что сила чудодейственного слова о. Павла вернет её несчастному другу здоровье. В минуту душевного помрачения гость набросился на о. Павла с ножом и убил его. Так, на четвертый день после 75-летнего юбилея, завершился земной путь священнослужителя о. Павла Адельгейма, сына страшного ХХ века, пережившего и пересилившего этот век и погибшего от руки нечаянного паломника, которому он открыл двери в свой дом, желая его спасти. Протянув руку помощи своему будущему убийце, отец Павел не сделал ничего для себя необычного, он сделал естественное для себя движение – навстречу страдающему человеку.

Священник Павел Адельгейм. Фото: Лев Шлосберг

Отец Павел был открыт миру. Он не боялся людей. Из всего пережитого – расстрела репрессированного отца, собственного осуждения и заключения в колонию, ссылки, физических ударов и моральных испытаний он вышел сильным и бесстрашным (также см.: Е. Ширяева. Вот и я восхожу на свою маленькую Голгофу; В. Яковлев. По заповедям Блаженства; Е. Ширяева. Сын за отцом; «Без изменения, без удовлетворения»; В. Яковлев. Век русской Церкви: от гонений до крови до объятий до смерти; Спустя 35 лет. Авторское предисловие о. Павла Адельгейма к книге «Своими глазами»; В. Яковлев. Глазами, сердцем, душой, разумением...; В. Яковлев. «Я, обвиняемый, священник Павел Адельгейм…»).

Он не боялся за себя и свою жизнь.

Он был готов к смерти как верующий человек и не страшился ее прихода.

Конечно, он не ждал ее именно такой, какой она пришла к нему.

Но ежедневная готовность к смерти предполагает всё.

В этой постоянной открытости людям, безусловно, была жертвенность.

Он любил людей.

И готовность открыть дверь не только храма, но и своего дома каждому страждущему объясняется главным в о. Павле – любовью к людям.

Отец Павел был пастырем человеколюбия.

В этой любви – загадка и разгадка его титанического духа и сократовского интеллекта, источник силы его богословия.

Любовь к человеку, каким бы он ни был, – истинно христианская любовь – сделала отца Павла духовным отцом тысяч людей.

Эти тысячи и тысячи людей стали его всемирным приходом, границы которого определяются только пространством человеческого общения.

Он был свободным человеком – настолько свободным, насколько свободна сама душа, наш внутренний ангел.

Это его безупречное чувство свободы изумляло, ошеломляло, потрясало и воодушевляло людей.

Абсолютно бескомпромиссное чувство свободы сформировало и другую аудиторию отца Павла – аудиторию тех, кто не принимал его, страшился, даже ненавидел.

Отец Павел был для этих людей ежедневным живым укором – только то, что он есть такой, делало их жизнь невыносимой, почти напрасной. И этого ему не могли простить.

А он – мученик – прощал. Прощал своих палачей, мучителей, недоброжелателей.

Этим прощением он оставлял им шанс на прозрение и раскаяние. Шанс на искупление грехов, шанс на свободную жизнь.

В этом всепрощении – тоже его любовь к людям.

Он был истый гражданин России. Он считал своим долгом публично высказывать свое мнение о государстве и власти, и его мнение о происходящем с несчастной и нераскаявшейся Родиной слышали все, у кого болит сердце за родную страну.

Он утолял жажду пришедших к нему в слове разума, духа и совести.

Он свято верил в силу пастырского слова.

Эта вера произрастала из его веры в Бога, дело которого – слово.

Этим словом – проповедью – он владел свободно, она рождалась на глазах изумленных слушателей из гармоничного союза его души и разума.

Вся его жизнь была – его проповедь.

Отец Павел жил, как проповедовал.

Это пожизненное единство слова и дела – удел немногих избранных – и есть его человеческий и богословский подвиг, его урок, его знак всем слышащим, видящим, мыслящим. Не только верующим, но – всем живым.

На этом единстве слова и дела держится вера его прихода, мощь его храма.

Это единство – не думая об этом, не ожидая этого – он доказал своей внезапной мученической смертью. Не опровергнув, а подтвердив свои духовные устои.

У этой проповеди нет и не может быть окончания, потому что слово, рожденное силой чистой и свободной души, – как и сама душа – бессмертно.