Кандидат бронебойных наук из Института сотрясения мозга

Лучше всего о Луначарском написал Марк Алданов. Хотя нет, лучше всего о Луначарском написал сам Луначарский. Полистать хотя бы его восьмитомник. Пьесы, воспоминания, критические статьи. Этот старый большевик вошёл в историю как «покровитель искусств». Даром что был одним из государственных обвинителей на процессе эсеров в 1922 года. Всё-таки, высокое искусство обвинительных приговоров в то время в Советской России процветало больше, чем какое-либо другое искусство. Попутно Анатолий Луначарский – с 1917 по 1929 год - занимал ещё и пост наркома просвещения. На нём он много достиг. Но не всего. Была у него заветная мысль уничтожить кириллицу как пережиток прошлого. В 1929 оду народный комиссариат просвещения образовал комиссию по разработке вопроса о латинизации русского алфавита. Но кириллицу упразднить не получилось.

Мысль Луначарского была проста: сблизить народы. Приблизить мировую революцию, для чего подготовить почву. «В связи со всем этим, - писал нарком просвещения, - возникает вопрос и о латинизации нашего русского шрифта». Послереволюционная реформа русского алфавита воспринималась как полумера и в то же время как образец, которому надо следовать. Недовольные, конечно, будут, но Луначарский предупреждал противников лингвистической революции: «Революция, однако, шутить не любит и обладает всегда необходимой железной рукой, которая способна заставить колеблющихся подчиниться решениям, принятым центром».

«Не будет особых мягких согласных, - мечтал Луначарский. - Будут буквы, соответствующие русским: я, ё, ю, ы, ь. Сочетание звуков „ш" будет писаться двумя буквами». Возникли целых три проекта латинско-русского алфавита. «В этом алфавите огромное большинство букв просто заменяются латинскими, - объяснял Луначарский. - Буквы Ж и 3 изображаются через „Z", но в первом случае, „Z" получит значок снизу/ Буква X передается через X (икс). Латинское С (ц) произносится по-итальянски, т. е. как Ч. Для произнесения его как Ц добавляется значок снизу… буква Ы — как „Y" (игрек), Ь — через апостроф, Ю - через „У" со знаком, Я через А со знаком, Ё - как О или Е». 

Луначарскому казалось, что искоренение «устаревшей» русской культуры идёт слишком медленно. В то же время он понимал, что ускорить процесс «искоренения» сложно. Слишком быстрое «искоренение» может выйти боком самой советской власти («Процесс поглощения старого массива наших книг новосозданными книгами будет, без сомнения, довольно медленным»). И всё же он был уверен: «Постепенно книги, написанные русским алфавитом, станут предметом истории. Будет, конечно, всегда полезно изучить русский шрифт для того, чтобы иметь к ним доступ. Это уже будет польза ощутительная для тех, кто будет заниматься историей литературы, но для нового поколения это будет во всяком случае все менее необходимым».

Луначарский имел прямое отношение к созданию колонии (в хорошем смысле) в Псковской губернии, когда по инициативе Добужинского и Чуковского в Порховском уезде в 1920 году возникли Дома творчества, в которых спасались от петроградского голода многие знаменитости – Зощенко, Замятин, Ходасевич… У Луначарского, как и у другого, неформального наркома просвещения и культуры Максима Горького в этом смысле есть некоторые заслуги. Они действительно время от времени кого-то спасали, что общей картины не меняло. Наркомат просвещения в те годы выполнял роль, в том числе, и министерства культуры. Так что Луначарский навсегда вошёл в историю как человек, при котором довели до смерти Блока и расстреляли Гумилёва... Луначарский, конечно, никого не расстреливал, лично голодом не морил, но имел к руководству страны прямое отношение, много лет дружил с главными палачами, о которых оставил умилительные воспоминания.

О старом своём друге Моисее Урицком он написал: «Началась искусная и героическая борьба Моисея Соломоновича с контрреволюцией и спекуляцией в Петрограде. Сколько проклятий, сколько обвинений сыпалось на его голову за это время! Да, он был грозен, он приводил в отчаяние не только своей неумолимостью, но и своей зоркостью. Соединив в своих руках и чрезвычайную комиссию, и Комиссариат внутренних дел, и во многом руководящую роль в иностранных делах, он был самым страшным в Петрограде врагом воров и разбойников разбойников империализма всех мастей и всех разновидностей. Они знали, какого могучего врага имели в нем. Ненавидели его и обыватели, для которых он был воплощением большевистского террора. Но мы-то, стоявшие рядом с ним вплотную, мы знаем, сколько в нем было великодушия и как умел он необходимую жестокость и силу сочетать с подлинной добротой. Конечно, в нем не было ни капли сентиментальности, но доброты в нем было много. Мы знаем, что труд его был не только тяжек и неблагодарен, но и мучителен...».

Что-то похожее Луначарский написал и о Дзержинском. Или вот «портрет» Зиновьева: «Сам по себе Зиновьев - человек чрезвычайно гуманный и исключительно добрый, высоко интеллигентный, но он словно немножко стыдится таких свойств». 

Итак, сам по себе – гуманист, но в условиях советской власти – палач. Сколько тогда развелось мастеров, способных сочетать необходимую жестокость и силу  с "подлинной добротой".

Характерно, какими словами Луначарский написал о Ленине: «Его гнев тоже необыкновенно мил. Несмотря на то, что от грозы его, действительно, в последнее время могли гибнуть десятки людей, а может быть, и сотни, он всегда господствует над своим негодованием, и оно имеет почти шутливую форму. Этот гром, "как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом"…»

Такое у этих «интеллигентов» было отношение к жизни и смерти. Кто же спорит, приходилось и убивать, бывало, что даже сразу сотнями, но всё это при этом было необыкновенно мило. Не так ли? Массовые расстрелы – совсем не повод перестать шутить, в том числе и по поводу расстрелянных.

«Полагаю, что на этом изображении Ленина, который так необыкновенно мило, в почти шутливой форме, резвяся и играя, умел губить десятки и сотни людей, можно оставить политическую характеристику г. Луначарского, - написал в своём очерке о наркоме просвещения Марк Алданов. - Да в ней собственно и надобности нет: ведь главная прелесть тепличного растения, как сказано, заключается в его драматическом творчестве…».

Действительно, несмотря на многолетнюю профессиональную революционную деятельность, Луначарский, прежде всего, драматург. Оставил после себя множество пьес, почти как Шекспир: «Королевский брадобрей», «Фауст и город», «Фома Кампанелла», «Освобождённый Дон Кихот», «Оливер Комвель», «Иван в раю», «Канцлер и слесарь», «Василиса Премудрая», «Маги», «Медвежья свадьба», «Вавилонская палочка»,  «Три путника и оно», «Король -художник», «Юный Леонардо»…

Знакомство с пьесами Луначарского – тяжёлый труд. Кажется, что графоманский поток неостановим. Но в какой-то момент понимаешь, что его руководящая работа в правительстве и его пьесы – это нечто общее. Мысль там и там летит на одинаковой высоте, то есть довольно низко. Вернее, Луначарский всё время пытался писать о возвышенном, но выбирал для этого такие пошлые слова, что даже опытные критики терялись. Возникает подозрение, что Анатолий Луначарский  и к власти в России рвался только для того, чтобы потом в должности министра-наркома навязывать театрам свои пьесы (в противном случае их бы никто не поставил, и никто бы спектаклями потом не восхищался).

В псковский театр Анатолий Луначарский тоже приезжал –  в июне-июле 1926 года. Но это был не спектакль по его пьесе. В Летнем театре он прочёл лекцию, состоящую из трёх актов-докладов: «Судьбы современной интеллигенции», «О международном и внутреннем положении Республики» и «Этика, мораль, быт и проблемы пола». Об этике и сексе Луначарский писал не раз. «В области пола мы должны говорить, что свободе разнузданного человека мы противопоставляем коммунистическое просвещение»,- проповедовал нарком просвещения. Неоднократно он комментировал популярную среди марксистской молодёжи тех лет теорию «стакана воды». «От этой "теории стакана" воды наша молодежь взбесилась, - говорил Луначарский. - И для многих юношей и девушек она стала роковой. Приверженцы её утверждают, что это теория марксистская. Спасибо за такой марксизм... Я считаю знаменитую теорию стакана воды антимарксистской, антиобщественной. В половой жизни проявляется не только природа, но и принесённая культура, будь она возвышенная или низкая… тот же, кто решается на частые разводы, является "контрой наших дней».

О том, как надо поступать с «контрой», лучше других знали друзья Луначарского – все без исключения милые люди и шутники.

После поездки в Михайловское в «Красной газете» появилась статья Луначарского, где он мелодпаматически описывает увиденное: «Ширь, простор - вот первое, что произносишь перед этой картиной, но в этой шири есть какая-то нежность, есть какая-то почти грустная простота. О, нет - не убогая простота, а, напротив, уверенная в себе, простая в своей непосредственной красоте... Да, этот кусок земли достоин быть колыбелью поэта и, пожалуй, именно русского поэта».

Хорошо, что Луначарскому понравилось. А ведь могло быть иначе. И тогда бы этот «кусок земли» был бы не достоин.

Находясь в Пскове, Луначарский посетил музей Революции, Кремль, Поганкины палаты…

Очень важно понимать, кто такие эти цензоры, они же – «руководители культуры» (Луначарский по справедливости считается одним из самых образованных). «Пьесы г. Луначарского редко называются просто пьесами, - написал Марк Алданов. - Обычно они носят названия "мистерий", "драматических сказок", "драматических элегий", "идей в масках" и т.д. Действие этих шикарных произведений происходит в местах, исполненных крайней поэзии, главным образом в готических замках с самыми шикарными названиями. Так "Василиса Премудрая" разыгрывается в замке Меродах Pаммона, "Медвежья свадьба" в замке Мединтилтас, "Три путника и оно" в замке Шлосе-ам-Флуес. Когда действие происходит не в готических замках, то оно перебрасывается в "платановые сады", в "высокие скалы с глубокими провалами", на "высокую черную лодку, которой управляют два ассирийца", на "курящуюся предутреннюю гору", на "лестницу о бесчисленных ступенях", в "Монастырь Святых Терний на острове Презосе", в "страну Аэ-Вау, где всегда голубой, даже синий свет", в "черную бездну о рваных краях", или просто "в иные пространства, в безбрежность". Одна идея в маске разыгрывается даже у "Божьего престола"».

Всё это – стихия Луначарского. В своей неопубликованной автобиографии Луначарский написал: «Школу я презирал. Учился в ней на тройки. Один раз остался на 2-й год. Но зато дома я страстно учился. «Логику» Милля и даже «Капитал» Маркса (1-й том) я внимательно со многими записками прочитал до 16-17 лет». Есть подозрение, что нарком просвещения от своего презрения не избавился и став взрослым. Многие его «преобразования» - совершенные и только задуманные, именно оттуда. Преобразования начитавшегося Маркса троечника.

«Этот человек, - писал Алданов, - живое воплощение бездарности, в России просматривает, разрешает, запрещает произведения Канта, Спинозы, Льва Толстого, отечески отмечает, что можно, чего нельзя. Пьесы г. Луначарского идут в государственных театрах, и, чтобы не лишиться куска хлеба, старики, знаменитые артисты, создававшие некогда "Власть тьмы", играют девомальчиков со страусами, разучивают и декламируют "грр-авау-пхоф-бх" и "эй-ай-лью-лью"...»

«Ггрр-авау-пхоф-бх" и "эй-ай-лью-лью"...» - это слова из пьесы Луначарского. Только не надо их путать со словами богоборческой песни из его же пьесы: « Аддай-дай // У-у-у // Гррр-бх-тайдзах // Авау, авау, пхоф бх».

В очерке «Луначарский» Марк Алданов не отказывает себе в удовольствии процитировать и прокомментировать пьесу наркома просвещения «Василиса Премудрая»:  «…некий "девомальчик", "со страшно большими и грустными глазами и ртом тоже грустным, но совсем маленьким", ведет в поводу страуса в сверкающей сбруе и поёт:  Наннау-кнуяя-наннау-у-у // Миньэта-а-ай //  Эй-ай // Лью-лью // Таннаго натальни-канная-а //  Та-нга-нга-ай, и т.д., на что Нги, другое действующее лицо "в серебряной сетке с алой феской на богатых кудрях", совершенно резонно отвечает: Уялалу // Лаю-лалу //Амменнай, лаяй, лоялу…».

Когда не так давно в Пскове снимали фильм по роману нынешнего министра культуры России, то участники съёмок обсуждали качество первоначального текста. Ни у кого, кажется, не было сомнений в том, что это бездарно. Однако - рассуждали они - именно на такое кино министр выделил деньги, поэтому люди с радостью готовы были сниматься. Всё повторяется, как во времена Луначарского, когда знаменитые артисты, создававшие некогда «Власть тьмы», играли девомальчиков со страусами.

Что же касается Пскова, то Луначарский во время посещения Псковского кремля, немного попозировал на развалинах башни Кутекрома заведующему псковским художественным музеем Ивану Ларионову. Так появилась картина «А.В. Луначарский в Пскове».

Ни одному девомальчику или хотя бы страусу на картине места не нашлось.

Вовремя пустить слезу умеренной влажности.
Сверкнуть канцелярской улыбкой –
В меру сладкой и в меру липкой,
И рубить с плеча без жалости.

Здесь нужен особый талант.
Его проявил, утерев слёзы досуха,
Субтильный безусый лаборант
Из Института сотрясения воздуха.
К нему присоединяется человек постарше.
Взгляд устремлён строго назад
В безрассудный мир эскапад.
В голове аккуратно разложена каша.
Он заполняет слюной пустой звук
И будущее лепит из пчелиного воска –
Кандидат бронебойных наук
Из Института сотрясения мозга.
Вдвоём они способны произвести
Революцию в воспалённых умах,
Размешать кашу, Господи, прости,
И издать инструкцию в десяти томах.

…Над разрешёнными шутками хохоча,
Перейти Рубикон обратно и рубить с плеча.